Уж простите, что получается мрачно.
Когда Гунар наконец заставил себя разжать руки и отстраниться, старательно пряча мокрые глаза, его спутники уже оказались в доме. Владимир тактично возился с дровами в камине, повернувшись ко всем спиной, Инга проскользнула на кухню и чем-то там звенела, и только маленькая Стася нетерпеливо дергала деда за штанину в ожидании своей порции объятий.
- Я пойду умоюсь… с дороги, - буркнул Гунар, направляясь к лестнице.
- Вещи наверху, - сообщил Владимир. Разумеется он успел уже занести сумки Гунара в его комнату.
- Спасибо.
В ванной, дверь в которую располагалась как раз напротив двери в его комнату, Гунар поплескал в лицо холодной водой, потом долго разглядывал себя в зеркале. Красные глаза, печально опущенные губы, взъерошенные волосы. Если б его увидел сейчас кто-то из однокурсников, ни за что не узнал бы всегда собранного и спокойного Гунара Зведраса. Нет, он не стеснялся своих чувств и не боялся проявлять эмоции. Просто так уж были устроены волки, что отдаться чувствам они могли только в окружении своих. Только вместе стая могла открыто выражать радость или гнев, восторг или скорбь. И да, Гунар осознавал, что, несмотря на его собственные многочисленные возражения, понятие стаи никогда не устареет для его народа.
Он знал, не далее чем завтра все мохнатые Зведрасы, что присутствуют сейчас в городе, обязательно соберутся в соседнем лесу, который издавна был поделен между здешними оборотнями. Соберутся, чтобы пробежать вновь своими тропами, пометить свою территорию, а затем на центральной поляне вместе излить в ночное небо свои надежды и боль. Звериная форма позволяла выпустить на волю чувства в их самой чистой форме. Но даже и в двуногом виде волки были гораздо более эмоциональны среди своих, не позволяя чужакам заглянуть за фасад холода, спокойствия или, как в случае Инги, сарказма.
читать дальшеГунар наконец выпрямился, обтер лицо полотенцем. Подумал, потом откопал в своем шкафу старую рубашку и натянул ее вместо дорожного свитера. Рубашка пахла домом и стаей, она легла на плечи теплым объятием. И почему он так не хотел возвращаться? Боялся, что его осудят? Прятался от грустных воспоминаний? Но память всегда была рядом, за плечом, а осудить себя он и сам умел. «Дур-рак!», с чувством сказал он и буквально слетел по лестнице вниз.
Владимир все еще сидел возле камина, на этот раз с газетой. Он отказывался расставаться с этой старомодной привычкой, считая гаджеты игрушкой для молодежи. Что выглядело вдвойне забавно, если учесть, что отец Гунара, который был старше зятя втрое, с искренним азартом кидался осваивать любую компьютерную новинку, попадавшую ему в руки. Заслышав шаги на лестнице, Владимир неторопливо сложил газету и кивнул на дверь кухни. Дополнительного приглашения Гунару и не требовалось.
На кухне царило оживление. Стол был накрыт знакомой желтой скатертью, уставленной едой. Стася, старательно высунув язык, раскладывала вилки возле тарелок, Инга переставляла блюда и миски, чтобы расчистить место для запеченного окорока, который ловкими движениями нарезал отец. И обещанный ежевичный пирог отдыхал на тарелке возле плиты, и наверняка где-то в холодильнике пряталось мороженое. Гунар втянул носом умопомрачительную смесь ароматов.
- Ну, зачем вы это все? Не надо было так суетиться…
- Надо, - проворчал отец. - Не так часто мой младший сын осчастливливает нас своим присутствием. Уж если это не повод накрыть стол…
- Пап, ну ты же знаешь.
- Знаю-знаю, - отец на мгновение поднял взгляд и улыбнулся, показывая, что ворчание это не всерьез. - Институт межрасовой истории, уникальная возможность, легендарные экспонаты. Я понимаю, почему ты уехал, Гунар. Я рад за тебя, рад, что ты получил эту возможность. Но не требуй, чтобы я не скучал по моему малышу.
- Я не малыш, - фраза была такой привычной, что произносилась без участия сознания.
- Ты всегда будешь моим малышом, - так же привычно возразил отец. - Моим младшим сыном.
- И моим маленьким братиком! - жизнерадостно добавила Инга.
Гунар только вздохнул. Быть младшим в семье всегда нелегко. Особенно когда у тебя целых четыре старших сестры, а единственный брат старше настолько, что его внуки уже заканчивают школу.
Его родители, Артур и Вера Зведрас, были уже немолоды, когда решились на еще одного ребенка. Полторы сотни лет не считались старостью для оборотней, но обычно возраст расширения семьи ограничивался первой сотней. Но мама настаивала, что после череды девчонок ей очень хочется снова испытать, что такое быть матерью мальчишки. Возможно, в этом была ее ошибка. А может быть роды не имели никакого отношения к той болезни, которая отняла ее жизнь всего через полгода. Но факт остается фактом, Артур остался один в с младенцем и десятилетней дочерью. Разумеется, другие дети не оставили его без помощи. Сколько Гунар помнил себя, в доме постоянно гостил либо кто-то из старших сестер, либо дочери старшего брата, племянницы Гунара. Стоит ли удивляться, что почти вся семья относилась к нему как к всеобщему ребенку. И только Данка, младшая из старших, как она любила себя называть, оставалась ему именно сестрой, верной соратницей и зачинщицей в большинстве их общих приключений. Самым близким ему человеком. До этого лета.
- Садитесь есть! - позвала Инга, и Гунар постарался отодвинуть печальные мысли подальше.
На какое-то время это ему удалось. Обед был вкусным и сытным, отец всегда любил хорошую еду и умел ее готовить. Причем не только мясо, чем грешили многие оборотни-мужчины. За едой он рассказывал о последних городских новостях, они с Ингой обсуждали шансы, что их район затронут планы перекладки дорог, и дружно высмеяли слухи о том, что в загородном лесу видели диких волков. В самом деле, серые хищники ни за что не стали бы селиться в месте, так качественно обжитом и помеченном оборотнями. Стася развлекала всех историями из жизни первого класса, удивительно сложными и запутанными, в которых она всегда оказывалась главным героем и победителем. Владимир как обычно молчал, лишь иногда вставляя пару слов там, где требовалось его мнение. Гунар тоже отмалчивался, лишь ответил коротко, что да, ему удалось попасть на практику туда, куда он хотел, и да, он доволен своим руководителем. Рассказывать о том, что благодаря ему этот самый руководитель впал в регенерационную спячку на неопределенный срок, он не стал.
Разумеется, долго это тянуться не могло. После щедрой порции пирога с мороженым они совместными усилиями быстро убрали со стола и вымыли посуду, после чего Инга подхватила на руки упирающуюся Стасю и заявила, что им пора домой. После еще одной череды объятий Гунар наконец остался наедине с отцом. И ничуть не удивился, когда тот подтащил поближе к камину второе кресло, опустился на свое любимое место напротив него и сказал:
- Ну, рассказывай.
Гунар со вздохом сел в кресло, поерзал, устраиваясь. Страшно тянуло обернуться, но сейчас было не время. Он наклонился вперед, оперся локтями в колени. Бросил взгляд на отца.
- Откуда ты знаешь, что мне есть, что рассказать?
- Тебе всегда есть, что рассказать, - улыбнулся отец. Тут же посерьезнел. - Ты изменился, Гунар. Когда ты уезжал, в тебе горел огонь. Я боялся, что он сожжет тебя, и когда ты отказался приехать осенью, я заподозрил, что что-то неладно. Но сейчас этого огня в тебе нет. И это пугает меня еще больше. Сейчас я вижу в тебе только пепел. Скажи мне, малыш, что ты натворил?
- Все-таки дар бабки Дейдры достался не только дочерям, - вздохнул Гунар. - Ты всегда умел заглядывать в души, папа. Меня действительно сжигал огонь, папа, сжигали гнев и боль, и все, чего я хотел — наказать виновных, восстановить справедливость.
- Ты всегда был борцом за справедливость, малыш. Но ты ведь знаешь, смерть Дануты была случайностью. Никто не виноват…
- Что слухи о бешеных собаках в пригородных поселках отметались и замалчивались? Что никто не взялся их расследовать? Что лесным хозяйствам проще откупиться от инспекции, чем проверить поголовье диких животных? Что единственная болезнь, от которой у оборотней нет иммунитета, это бешенство, но сделать прививку от него обязательной «не представляется целесообразным»? Что бешеная лисица оказалась в центре города? Что Данка оказалась быстрее меня, но не быстрее смерти?
- Сынок… - в голосе отца звучала неприкрытая боль. - Сынок, ты не виноват в том, что случилось, слышишь?
- Я мог бы успеть оттолкнуть ее…
- И тогда мы оплакивали бы тебя.
Гунар пожал плечами. Говорить банальности не хотелось, поэтому он просто продолжил свой рассказ.
- Меня сжигала жажда справедливости, но я знал, что не смогу добиться ее, что никто не сможет этого сделать. Это сводило меня с ума. И тогда я… я решил… расширить свои возможности.
- Как?
И Гунар рассказал отцу о своем безумном плане. О том, как он нашел в университете студентов с пуристскими взглядами и сколотил из них группу. Как убедил их провести обряд пробуждения бога, а когда в этот обряд случайно вмешалась его знакомая, он использовал ее, манипулировал ею, чтобы заставить завершить обряд. А когда это удалось и бог, которого он сам выбрал, тот самый Нуада из историй бабки Дейдры, действительно пробудился и предстал перед ним во плоти, Гунар вызвал его на поединок. Ибо по древнему закону победивший в честном поединке имеет право потребовать от побежденного подчинения. Гунар объяснил, что собирался потребовать, чтобы бог наделил его своими способностями, чтобы он мог помочь всем, кто в этом нуждается.
- Зачем? - Отец непонимающе покачал головой. - Ты правда думал, что люди поблагодарят тебя? Скажут — ты наш спаситель?
- Мне не нужны были благодарности. Я хотел справедливости, понимаешь? Я просто хотел восстановить порядок.
Гунар рассказал, что бог согласился на поединок. Рассказал о встрече на поляне фей и сознался, что еще уезжая из дома, утащил из семейного сейфа прадедовский меч-кладенец. Он набрал побольше воздуха в грудь и виновато выдохнул:
- Я проиграл поединок, отец. Я проиграл, и значит, все это было напрасно. А те, кого я использовал в своих целях, решили использовать меня, но что еще хуже — они решили использовать тех, кто был со мной. Часть пуристов из тех, что я собрал, захватили нас с Галиной и оказавшегося рядом моего руководителя, Витуса Магнуса. Они собирались провести ритуал на крови и пробудить других богов. Чудо, что парень Галины вместе с милицией успели вовремя остановить это все. Он чуть не умер, этот парень. А Магнус был ранен настолько серьезно, что теперь никто не знает, когда он проснется.
Гунар соскользнул на пол, опустился на колени рядом с креслом отца. Он сделал это не задумываясь, словно им руководил неведомый инстинкт. Не поднимая головы, он тихо сказал:
- Теперь я точно виноват. Я натворил столько глупостей, подверг опасности многих, и все из-за своей дурацкой гордости. Я виноват, папа, и я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, но…
Тяжелая ладонь отца легла ему на загривок. Старый волк помолчал немного, потом вздохнул и провел щекой по волосам Гунара, отмечая своим запахом.
- Я всегда тебя прощу, малыш. Потому что ты мой сын. Потому что я знаю, что ты хороший мальчик. Я лишь надеюсь, что ты сможешь простить себя сам, Гунар. Очень надеюсь.